Мы сидели с дочкой на диване и рассматривали наш семейный фотоальбом.
— Смотри, Олечка, — рассказывала я. — Вот мы с папой, когда только познакомились. Это наша свадьба. А вот — свадебное путешествие.
— А почему меня здесь нет? — удивилась Олечка.
— Тебя тогда не было. Ты еще не родилась.
— Как это "не было?" — расстроилась дочка. — Совсем?
— Ну, нет. Конечно, ты и тогда у нас была. В мечте.
— В мечте? — обрадовалась Олечка. — Значит, детки сначала рождаются в мечте?
В мечте... Надо же, как хорошо сказано! Как раз в то время я мечтала о появлении в нашей семье еще одного малыша.
Ночью мне приснился сон. Как будто я возвращаюсь домой, открываю дверь...и вижу на пороге симпатичного мальчика лет двух. Его лицо кажется мне смутно знакомым. Кто ты, малыш? Где я видела тебя раньше? Внимательно присмотрелась. Ну, конечно! Он похож на мою дочку, Олечку. Те же светло-русые волосы, серые глаза. Но дело было не только во внешнем сходстве. Я смотрела на малыша и чувствовала, как меня захлестывают те же эмоции, которые я обычно испытывала по отношению к дочке. Такая же волна нежности, тепла... И я догадалась: этот малыш — мой ребенок, мой сынок, Олечкин младший братик. Во сне я погладила малыша по светлой головке, обняла Олечку и сказала вслух: "Надо же, какие у меня дети хорошие!"
И так хорошо стало на душе ...именно от этого слова "дети". Ведь я привыкла говорить: "мой ребенок", "моя дочка", "моя девочка". А теперь — "дети", "мои дети". У меня двое детишек. И это здорово!
О беременности я догадалась еще до того, как увидела две полоски на тесте. С того самого дня, когда во мне зародилась новая жизнь, мир преобразился — наполнился новыми запахами и звуками, засиял новыми красками. Состояние мое напоминало легкое приятное опьянение — словно после бокала шампанского. В конце месяца я показала мужу положительный тест на беременность со словами: "Ну, что я тебе говорила!" У меня самой к тому времени уже давно не оставалось сомнений, что это "оно".
В первую беременность я очень хотела девочку. А в этот раз что-то подсказывало мне, что я ношу под сердцем сыночка. С самого начала мне хотелось назвать малыша Вовой. Вовка, Вова, Вовочка — произносила про себя, и такое чувство охватывало, будто этот ребенок уже с нами. Будто у меня уже двое детишек, двое малышей: Оля и Вова, Олечка и Вовочка.
Вспоминая свой сон, я была уверена, что мои дети будут очень похожи, что Вова окажется таким же светловолосым, сероглазым, как Олечка, с такими же ямочками на щечках...
На УЗИ я шла в полной уверенности, что увижу мальчика. Врач и молоденькая практикантка долго водили датчиком по моему животу, называли какие-то цифры, обменивались непонятными фразами — а я спокойно ждала, когда мне скажут, что у меня мальчик. Время тянулось долго. Фраза "Ага...мальчик" прозвучала в самом конце УЗИ-исследования. Как говорится — что и требовалось доказать.
Я носила под сердцем своего малыша и, как ни странно, практически не ощущала себя беременной. Небольшой животик, деликатные толчки ребенка не доставляли мне особых неудобств. Я работала, водила Олю после садика в кружки, а по выходным — в цирк, театр или на природу.
Той осенью мы с дочкой очень много гуляли, занимались творчеством, читали — все это доставляло мне особое удовольствие. И на душе все время было легко и радостно. Перед новым годом я оформила декретный отпуск и собралась заняться выбором роддома, в котором сыночку предстояло появиться на свет, а также покупкой детского приданого. Однако не тут-то было.Неприятности всегда приходят тогда, когда их меньше всего ожидаешь...
Зима в том году выдалась как никогда суровой. Непривычные для нашей местности сильные морозы, снежные заносы, которые чередовались со слякотью и гололедом... Обычная сезонная простуда... Головная боль, насморк, першение в горле... А дальше события начали разворачиваться как в плохом кино. ОРВИ... Фарингит... Ларингит... Отит... Трахеит... Бронхит... Подозрение на пневмонию. Курс антибиотиков... Еще один курс. Рентгенография... Так и есть — пневмония.
"Пневмония на тридцать пятой неделе! — заведующая женской консультацией орала на меня, не стесняясь в выражениях. — Доносить ребенка до такого срока — и потерять? Ты посмотри на свои анализы! Посмотри, какая у тебя одышка! Кроме того, у тебя живот перестал подниматься — значит, ребенок не развивается!" Я не нашла, что ответить. Чуть позже я сообразила, что одышка была следствием моего быстрого подъема по лестнице — от этого она бы возникла у любого человека, даже не обремененного восьмимесячным животом. Что мои повышенные РОЭ в анализах являются физиологичным следствием беременности. Что живот мой не поднимается, потому что на тридцать пятой неделе ему положено, наоборот, опускаться. В тот момент, услышав слова "ребенок не развивается", я пулей вылетела из кабинета...
Мне хотелось только одного — увидеть и услышать, что мой малыш жив и здоров. УЗИ-кабинет располагался в дальнем корпусе, я бежала туда, спотыкаясь на льду, задыхаясь от кашля, прикрываясь шарфом, чтобы ледяной воздух не попадал в рот...
"Все в порядке. Никакой задержки внутриутробного развития нет, — успокоила меня врач в УЗИ-кабинете. — Хороший мальчик, только маленький! Но ты ведь и сама маленькая, так что не переживай". Успокоенная, я вернулась в кабинет завконсультацией, показала ей заключение УЗИ. "Ты не понимаешь, насколько все серьезно? Срочно в больницу! Я вызываю "скорую", и ты едешь прямо сейчас!" Далее заведующая, смакуя подробности, начала долго и с удовольствием рассказывать о реанимации, аппаратах искусственного дыхания и частых смертельных исходах вследствие пневмонии на девятом месяце беременности. Справедливости ради, нужно отметить, что чувствовала я себя в тот момент вполне прилично (не считая назойливого кашля). Поэтому начала объяснять завконсультацией, что прямо сейчас поехать в больницу не могу, так как не с кем оставить старшего ребенка. "Ты меня не слышишь, что ли ? Если ты умрешь, вопрос "с кем оставить ребенка" будет для тебя уже не актуальным!" Спасибо на добром слове...
На госпитализацию я все же согласилась — сама прекрасно понимала, что с пневмонией на таком сроке лучше не шутить. Тем более, меня направляли в лучший роддом нашего города, где, со слов заведующей, очень внимательно относились к беременным, а все лечение проводили абсолютно безвредное и безопасное для плода. Однако то, что происходило дальше, все больше напоминало театр абсурда.
Приезжаю в роддом, показываю направление. У медсестры в приемном покое округляются глаза...
— Пневмония?! Девушка, да вы что? У нас вообще-то роддом здесь, а вам в пульмонологию нужно!
— Вы издеваетесь надо мной, что ли? Какая пульмонология — мне рожать не сегодня-завтра!
— Да поймите же! У нас тут нет ни оборудования, ни специалистов, лечащих пневмонию! Вам пульмонологи нужны, а мы акушеры—гинекологи! Ну чем мы вам тут сможем помочь? Сердцебиение плода прослушать?
Вызывают "скорую", отвозят меня в горбольницу, в пульмонологию. Шоу продолжается. Медсестры пульмонологического отделения, увидев мой восьмимесячный живот, едва ли не падают в обморок.
— Тридцать пять недель беременности?! Вы кого нам привезли?! Чтобы она родила прямо здесь? А ну, немедленно везите ее в роддом! Тут у меня начинается истерика, я требую, чтобы мне отдали документы и опустили домой.
— Дура, — кричат мне, — куда ты поедешь? Хочешь выкинуть или родить по дороге?
— Типун вам на язык! — сквозь слезы огрызаюсь я. Медсестры, видя, что я в неадекватном состоянии, начинают наперебой совать мне валерьянку... В конце концов, меня отвезли обратно в роддом. Но, как и следовало ожидать, в роддоме мне не могли помочь в лечении пневмонии. Врач—терапевт появилась один раз, прослушала меня, назначила традиционный антибиотик — и больше я ее не видела. Улучшение не наступало. Но приходящие на обход акушеры-инекологи в лучшем случае могли посоветовать "пососать леденцы от кашля".
Я понимала: если мне станет хуже, меня перевезут в пульмонологию — ведь в роддоме не умеют лечить ни только пневмонию, но даже обыкновенную простуду. Персонал роддома был заинтересован в том, чтобы сохранить моего ребенка здоровым, но не мог вылечить меня. В пульмонологии, наоборот, меня бы спасли от пневмонии, но не стали бы сохранять малыша. Впервые в жизни я ощутила полный тупик... Все мои усилия казались напрасными. Не помогла ни официальная медицина, ни деньги (я готова была заплатить любую сумму, лишь бы меня поставили на ноги), ни связи (родственники подняли на уши полгорода в поисках врачей). Тщетно! Болезнь прогрессировала, и никто не знал, как одновременно спасти меня и не навредить малышу.
Сердце мое сжималось от страха и тревоги. Заслышав крики младенцев (мой бокс располагался на одном этаже с родзалом и послеродовыми палатами), я начинала плакать — тогда мне крик новорожденного казался просто недостижимым счастьем. С горечью вспоминала я, из-за каких пустяков я волновалась месяц назад. Я боялась родов. Я переживала — вдруг младенец окажется беспокойным и станет доставлять мне много хлопот. Как стыдно мне становилось теперь от этих мыслей! Я молилась только об одном — чтобы мой малыш родился здоровым. Только бы услышать крик своего новорожденного ребенка и прижать его к себе... Тогда мне казалось, что спасти нас может только чудо. И чудо свершилось.
Опущу дальнейшие подробности моего пребывания в роддоме и лечения, но так или иначе за неделю до родов меня выписали домой с диагнозом "состояние удовлетворительное" Черная полоса подошла к концу. А впереди меня ждала счастливая встреча с любимым малышом... Долгожданная встреча.
Итак, самое страшное осталось позади. Пережитый стресс не оставил места страху перед родами — поэтому последние дни беременности на душе у меня было спокойно и хорошо. Правда, ослабев от болезни, я почти все дни спала. А в перерывах между снами смотрела детские фильмы и сказки — они настраивали меня на позитивную волну.
В то утро я тоже посмотрела детскую сказку, а потом заснула до обеда. Проснулась с ощущением того, что тренировочные схватки, к которым я привыкла за последнюю неделю, стали чувствительней и болезненней. До конца дня я прислушивалась к себе, пытаясь угадать: оно или не оно. Схватки были хоть и не регулярными, но довольно ощутимыми.
Вечером, как обычно, я почитала Олечке книжку, уложила ее спать. Схватки через каждые сорок минут. В роддом ехать однозначно рано. Лечь спать самой? Ой, нет — ведь потом придется вылезать из теплой постели, одеваться, ехать в роддом. Лучше подожду, пока схватки участятся. Нет, лучше все-таки попробовать заснуть — силы еще пригодятся. Переодеваюсь в пижаму, ложусь в кровать. Схватки каждые полчаса. Спать не хочется. Может, пойти в душ? Ой, что-то сил нет совсем. Вдобавок ко всему начинает подташнивать. Схватки каждые двадцать минут.
Дождавшись десятиминутного интервала между схватками, звоню врачу, получаю команду ехать в роддом. Муж звонит в "скорую". Машина "скорой помощи" подъезжает к нашему подъезду ровно в полночь. Едем в роддом на другой конец города. Всю дорогу муж бережно обнимает меня за плечи, а я смотрю в окно на ночной заснеженный город... Теперь мы с мужем вспоминаем этот момент, как один из самых романтичных в нашей семейной жизни.
В приемном покое врач осмотрела меня, посоветовала пойти в палату и постараться подремать, пока схватки не очень болезненные. Несмотря на переживаемое волнение, мне удалось заснуть. Проснулась я уже под утро — от того, что схватки стали чаще и ощутимей. Сон как рукой сняло. Я растолкала мужа (всю ночь он дремал на стульчике рядом со мной) — и мы вошли в настоящий азарт, засекая время между схватками и радуясь, как дети, уменьшению интервалов между ними. Когда у меня начиналась схватка, я поднимала руку, когда заканчивалась — опускала, а муж засекал этот промежуток на секундомере.
— Через какой интервал схватка? — спрашивала я у мужа.
— Через пять минут.
— Сколько длилась?
— Двадцать секунд.
Спустя некоторое время:
— Ну что?
— Схватки по тридцать секунд.
— Интервал?
— Две с половиной минуты.
— А теперь?
— Сорок пять секунд через каждые полторы минуты.
— Йес!
Схватки становились все сильнее, но я была настолько поглощена процессом, что смутно ощущала боль. А когда пришло время тужиться, боль отступила совсем — на смену пришло эйфория, ощущение, как будто я карабкалась на вершину горы. Глубокий вдох... Еще сильнее... Еще чуть-чуть... Выдох... Вдох... Еще немного... Вот она, вершина!
Увидев малыша, мы с мужем одновременно радостно вскрикнули. Крохотный комочек лежал у меня на животе, вертел во все стороны головкой, ища приоткрытым ротиком грудь, и смешно попискивал. Я гладила малыша по теплой, влажной кожице и не сразу заметила, что муж, стоявший рядом и вытиравший мокрые от слез глаза, неожиданно побледнел и напрягся. А врач с озабоченным и серьезным видом начала ощупывать мой живот.
— Что случилось?
— Кровотечение. Матка не сокращается. Сейчас будем проводить ручное обследование под общим наркозом.
Как ни странно, меня напугало больше не кровотечение, а то, что мне сейчас будут вводить наркоз (общего наркоза я до жути боюсь и к тому же плохо его переношу). Пока я слабым голосом умоляла врача "не делать этого" (на что она резонно ответила, что "это не шутки") наркоз начал действовать... Зато пробуждение было неожиданно приятным.
Выныриваю из потока галлюцинаций, перед глазами все плывет, и в этом тумане я вижу мужа, который держит малыша на руках. Я долго не могла сообразить, что это. Сон? Или очередная галлюцинация? Позже муж рассказывал, что я очень долго и смешно спрашивала: "Где я? Что это было? Я что, родила?" И только спустя некоторое время, окончательно проснувшись, вспомнила: это не сон, не галлюцинация — я и вправду родила. И так радостно стало на душе!
Первой моей осмысленной фразой, которую я произнесла (вернее, пробормотала заплетающимся от наркоза языком) было: "Он на Ольку похож". Муж разобрал мое бормотание и тут же просиял: "Значит, на меня тоже". Вторая осмысленная фраза была: "А покормить можно?" Малыша положили мне на грудь, я услышала оценку
— Мамочка, — радостно сообщила Олечка, обнимая маленького братика. — Я поняла! Дети сначала появляются в мечте, потом в животе, а потом — в роддоме!
Я погладила обоих малышей... И вспомнила свою мечту. Свой сон, который я увидела незадолго до беременности. Мальчик из сна был как две капли воды похож на Олечку. А на самом деле они оказались совершенно разными! Олечка — худенькая, со светло-русыми волосами и серыми глазами. Вова — черноволосый кареглазый крепыш. И по характеру совсем не похожи: Оля веселая и жизнерадостная, как солнышко, а у Вовы с первых дней жизни очень серьезные и вдумчивые глаза. Какие же они разные, и как же это здорово!