Вот уже семь с половиной лет прошло с того памятного дня, когда наша дочурка впервые взглянула на этот мир, а я только собралась написать об этом. Может, когда она подрастет, я дам ей почитать это изложение, и оно поможет ей избежать ошибок при рождении ее собственных деток.
Итак, стояло небывало жаркое лето 1998 года. Асфальт плавился под каблуками босоножек, когда я шагала в Городской роддом, что на улице 8 Марта. Накануне я была у врача в ЦЖК, и мне сказали, что мне просто необходимо лечь в роддом за неделю до ПДР (18 июля). На вопрос "почему?" ответили: "У вас ведь резус отрицательный". На мои робкие попытки возражать, что антитела за время всей беременности в крови не появились, ответили: "Нет уж, все равно ложитесь, на всякий случай". Ну очень любят наши медики "перебдеть".
К слову, беременность была совершенно беспроблемная, не считая падения в обморок в аптеке в один из жарких дней и лежания неделю в инфекционной больнице по поводу отравления ташкентскими помидорами.
В роддоме меня встретил прекрасный врач Феоктистов Юрий Иванович. Посмотрев меня и изучив довольно бегло мою обменную карту, он сказал: "Иди-ка ты, милая, домой. Ну что ты здесь будешь лежать? Роддом у нас переполнен, душ один на два этажа, жарко. Когда у тебя, говоришь, срок? Восемнадцатого? Вот семнадцатого и приходи!"
Я страшно обрадовалась, что ложиться не надо, по правде говоря, сия перспектива меня нисколько не вдохновляла.
Последние дни ожидания тянулись мучительно долго, изнуряла жара. Муж тоже заметно нервничал. Да еще и родственники приставали постоянно: "когда же?" да "когда же?"
В пятницу утром опять отправилась к Юрию Ивановичу. Посмотрев меня, он как-то загадочно улыбнулся и сказал: "Ну, теперь-то я вижу, что дело пошло! Скорей всего, сегодня вечером ты уже будешь у нас. Шейка-то уже совсем готова к родам". Доктор велел мне идти домой, собрать вещи, самой побриться и ждать начала родовой деятельности.
Я полетела домой счастливая. В голове билась мысль: "Уже скоро, скоро!" Но жара и поездка в роддом меня утомили, и, придя домой, я прилегла отдохнуть и уснула. Спала я беспокойно, скорее дремала. Мешал живот, который побаливал, даже не побаливал, а тянул книзу. Я решила, что это предвестники, которые мучали меня последние две недели. Рядом со мной дремал Павел, пришедший с работы. В общем, "у нас сиеста". Около 17 часов я встала и пошла в туалет, где из меня вытекла какая-то слизь желто-розовая и довольно много ее было. Я решила не медля ехать в роддом, ведь это пробка отошла. Вот какая я была молодая и глупая, могла бы спокойно еще несколько часов побыть дома. Но мне уже не терпелось, нервы были просто на пределе.
С помощью мужа побрилась, собрались, поехали. По дороге нас остановили ГАИшник, супруг сказал:"Командир, я жену везу в роддом, рожает,"- и нас отпустили тут же. Так странно было думать о себе, что я рожаю, еще не доходило. По пути заехали за мамой. С нами увязались еще племянник Никита и соседка. Так что провожал меня целый табор.
В приемном отделении меня встретила пожилая спокойная тетечка. Все расспросив, записав и измерив мою температуру, она вручила мне огромные портновские ножницы и велела остричь ногти. Я сказала, что дома уже остригла, но тетечка заявила, что это недостаточно коротко. "Режь под корень" - велела она, и я, вздохнув, обкорнала свои многострадальные ноготочки.
Потом меня повели делать клизму. К этой процедуре я отношусь спокойно и не понимаю, почему некоторые женщины высказывают такой негатив. С чистым кишечником куда легче и проще в родах.
Вот что меня поразило, так это то, что тетечка помазала мои соски, ногти и концы пальцев на руках зеленкой, будто в природе не существует другого дезинфицирующего средства, не такого пачкучего. Видок у меня, конечно, был что надо. Вдобавок, верно для полноты образа, нарядили меня в такую ветхую ночнушечку, страшненькую и короткую, всю сплошь в больничных штампах и с вырезом до пупа. Из своих вещей позволили взять только тапки.
Ну вот, я и готова. Наверх меня провожала молодая медсестра. Завела меня в какую-то невзрачную комнату и сказала: "Вот, располагайтесь." От вида этой комнаты я испытала просто эстетический шок и даже не сразу поняла , что это здесь мне предстоит рожать. Помещение было длинное и узкое, голое, с какими-то казарменными крашеными стенами. Из мебели - 4 железные кровати с панцирными сетками. На одной из них уже лежала молодая женщина в родах. Мы познакомились, звали ее Саша. Она тут же сообщила, что схватки - это очень больно, прямо-таки терпеть никак нельзя, и начала охать и стонать.
Я присела на койку и осмотрелась. Постели представляли собой какие-то тонюсенькие матрасы, а поверх них тощие подушки, и все это поверх застелено медицинской клеенкой. И все! Дверь в коридор открыта и мимо нашей палаты беспрестанно ходят и заглядывают в нее множество людей - медперсонал и беременные женщины, по виду вовсе не рожающие. Оказалось, прямо за стенкой женщины лежат "на сохранении". Вот бедняжки! Лежать по 2-3 недели, по месяцу и слушать бесконечные крики рожениц и днем и ночью. Нервы какой беременной женщины это выдержат?
Вскоре меня позвали в смотровую. Врач, приятный молодой мужчина (имя забыла), осмотрел меня и сообщил, что раскрытие 4 см., но пузырь цел и его необходимо вскрыть. С этими словами доктор взял какую-то длинную спицу и направился ко мне. Видимо, в глазах моих мелькнул ужас, потому что он поспешил меня успокоить: "Это совсем не больно, не бойтесь, просто инструмент так страшно выглядит". Действительно, я боли совсем не почувствовала, только теплая водичка хлынула в подставленный врачом лоток. Врач дал мне подкладную и сказал: "Ну вот, теперь схватки станут интенсивнее." Я сообщила, что схваток у меня еще не было никаких, на что он ответил: "Раз открытие есть, значит были и схватки. Живот болел днем, да? Ну, вот это и были схватки".
Немного удивленная, бреду в свою палату. Ночнушка сзади намокла от вод и между ног мешает подкладная, которую необходимо держать обеими руками. А как иначе, иначе она упадет! Улеглась я на правый бочок на свою неудобную койку и принялась ждать обещанных "интенсивных" схваток. А, ну вот, что-то похожее вроде бы начинается. Боль похожа на то, как тянет живот при месячных, только немного сильнее. Итак, пузырь мне прокололи в начале седьмого, вечером. Зашла медсестра и сказала подойти к окну. Подошла и вижу своих родственников, они все еще не уехали - жаждут узнать, как у меня дела. Говорю, мол, все нормально, пузырь прокололи. У мамы и соседки вид ужасно радостный, а муж смотрит на меня как на инопланетянку, и вообще вид у него какой-то отстраненный - переживает, наверное. Наконец-то, мои провожатые удалились.
Я улеглась на кровать и провалялась на боку часов до 8-ми. Заходил разок мой врач. "Ну, говорит, схватки идут?" "Да", - отвечаю, - "идут". Но, честно говоря, схватки-то были так себе, одно название. А я ведь не знала, какие они должны быть, и думала наивно: "Ну, если это и есть родовая боль, то ерунда сущая и терпеть очень даже можно". Единственное, что отравляло мое безмятежное лежание на койке - это моя соседка по палате. Она просто ужасно себя вела, вопила, заливалась слезами и без конца выбегала в коридор, где сообщала всем встреченным ею беременным, как ей плохо и больно.
Она так отвлекает меня от моих собственных ощущений и даже пугает, что я шлепаю по коридору к моему доктору и прошу "сделать что-нибудь" с моей соседкой, а то мочи нет слушать. Он улыбается мне в ответ и обещает придти. Вскоре он появился и объяснил Саше (так звали соседку), что ей сейчас сделают укол, чтобы она поспала и отдохнула. Затем он занялся моим осмотром и сообщил, что прошло почти 2 часа, а раскрытие всего 5 см, плохо, мол, открывается, медленно. Будем, говорит, делать стимуляцию. Хоть бы он мне сказал - что, мол, лежишь-то все, встала бы, походила, подвигалась, тогда и схватки станут интенсивнее. Так нет же - сразу стимуляция.
Ну, сказано - сделано. Вот уже тащат капельницу и, укладывая меня на спину, втыкают. Мало того, что положение на спине я всю беременность категорически не выносила, так еще и схватки пошли такие! Тут-то я поняла, почем фунт лиха, и даже перестала обижаться на шумную соседку, вошла, так сказать, в ее положение. Самое гадкое было то, что нельзя ни сесть, ни встать, ни на бок лечь, в общем, состояние свое никак не облегчишь.
Саша тем временем затихла, ей сделали укол. Краем глаза я замечаю, что остальные две кровати тоже уже заняты роженицами. Когда их привели, я не поняла, так как была слишком занята собой. Я пыталась правильно дышать, и мне это немного даже помогало, но расслабиться во время схватки все равно не получалось, я напрягалась и от этого было еще больней.
Вдобавок, проснулась Саша и опять принялась вопить, пугая до обморока вновь прибывших в нашу палату рожениц. Потом ее начало тужить, и к ней пришла молодая акушерка и учила ее тужиться, обхватив колени руками. Саша тужилась и просила нас: "Отвернитесь, не смотрите, я стесняюсь!" А я и так не смотрела - самой было тяжко. Потом ее увели в родзал, мы остались в палате втроем.
Пару раз к нам заглянул негритенок - чернокожий студент из мединститута. Его черную физиономию странно было видеть в больничном интерьере и ужасно смешно, хотя конечно совсем и не до смеха.
Лежать мокро. Подкладная пеленка, которую мне дал доктор, давно уже пропиталась насквозь, мокрый весь низ рубашки. Сыро и противно, а от клеенки еще и холодит. Когда я захотела в туалет по-маленькому, медсестра принесла судно, и я сделала свои дела, чувствуя себя какой-то инвалидкой. В какой-то момент меня довольно сильно затошнило. Я позвала медсестру, в надежде, что она даст какую-нибудь посудину, но она сказала: "Ну, вам же дали полотенце, пусть в него тошнит". После этой фразы тошнота совершенно прошла. Ко всему, очень стесняло постоянное присутствие в палате посторонних, то бишь остальных рожениц. Все-таки чужие люди, а приходится при них всякие неприглядные физиологические отправления делать.
Одна из моих соседок по палате, Наташа, весь период схваток провела стоя. Всякий раз, приходя в себя в паузах между схватками, я видела ее перед собой стоящую в дверном проеме и вцепившуюся в косяк. Когда я ее спросила: "Почему ты не ложишься?", она ответила: "Мне так легче".- "А почему молча?" - "Терплю!" - говорит.
Я же терпеть уже не могла и вопила довольно громко, но не настолько, чтобы пугать окружающих. По-крайней мере, врачи мне замечаний не делали. Напротив, когда меня начало тужить, пришел мой врач. "Давай, говорит, посмотрю я тебя, а то слышу ты уже по-другому стонать начала, с покряхтыванием". Посмотрев, сказал, что скоро уже в родзал. Я страшно обрадовалась, но оказалось еще рано, и надо еще тужиться лежа в палате, как врачи говорили, "работать".
Времени было уже около полуночи. Под капельницей я провела около 4-х часов и ненавидела ее всеми фибрами души и тела. На спине лежать было уже просто невыносимо, в голове стоял туман от боли и усталости.
Врач мой ушел и прислал вместо себя молоденькую акушерку, которая села рядом со мной на кровать и велела мне тужиться, обняв колени руками и притянув их к животу. Я старалась как могла, а акушерка меня подбадривала: "Вот, молодец, я уже головку вижу с черными кудряшками". Мешало и ужасно злило, что соседки по палате во все глаза наблюдали за процессом. Акушерка, видно заметив мое смущение, сказала: "Ничего, не стесняйтесь, роды это такой процесс физиологический, и ничего в них красивого нет".
Но вот наконец-то заветное слово: "Пора". Я радостно вскакиваю, в надежде, что мне отсоединят, наконец, постылую капельницу. Ан нет! Приходится ковылять с ней по коридору, а медсестра тащит следом за мной стойку. На выходе из палаты медсестра предупредила меня: "Если по пути в родзал захочешь тужиться, остановись и потужься." Испугавшись перспективы тужиться в коридоре, я бегу со всех ног. Она еле за мной поспевает и, войдя в родзал, со смехом говорит акушерке: "Бежит галопом, думает, что ребенка выронит. Нет, милая, еще надо будет поработать!" Я не понимаю ее - чего там еще работать! Ощущение такое, что головка ребенка уже прямо-таки торчит у меня между ног.
У порога родзала меня переодевают в чистую рубашку (наконец-то), насчет бахил не помню, соображала уже слабо. Затем велят лезть на родильное кресло. Еле-еле взгромождаюсь, кажется, ужасно высоко. Роды принимает акушерка Людмила Николаевна, очень приятная женщина лет под 50. Ей помогают молодая акушерка Люда и медсестра.
Наконец-то меня освобождают от капельницы. Но, к великому моему беспокойству и страху, я понимаю, что схватки и потуги вдруг куда-то исчезают, я не чувствую уже ничего кроме усталости и чувства распирания между ног. Вокруг меня в ожидании стоят трое медиков. К счастью, Л.Н. заметила мое состояние и спокойно предложила потужиться произвольно, вне схватки. Я попробовала это сделать и поняла, что все хорошо, у меня получается!
Л.Н. помогает мне, поправляет меня и ободряет, говорит что делать. Все очень мягко и корректно. Молоденькая Люда выводит головку ребенка. Коварные потуги исчезли опять в самый неподходящий момент - когда дочкина головка уже вышла. Врачи закричали: "Старайся, тужься, а то задушишь ребенка!" Я с перепугу натужилась изо всех последних сил, и малышка выскользнула из меня, чего я совершенно не почувствовала, только услышала ее громкое вяканье... Так прекрасно звучал для меня этот первый крик моей малышки! Л.Н. сказала: "Какая большая хорошая девочка". И глянула на часы" 00-50, запомни", сказала она мне. На столе я провела всего 15 минут.
В родзале 2 кресла и, повернув голову, я вижу на втором Наташу. Когда её привезли, я не видела, как раз рожала.
Около нее никто не стоял, так как были заняты со мной. Она тужилась, а рядом, спиной к ней, акушерка копалась что-то с инструментами и ворчала: "Неправильно ты тужишься, чего пыхтишь? Ты так и до утра не разродишься. Видела, как Таня сейчас тужилась? Вот так надо!"
Так приятно мне было слышать эти слова, так я загордилась, но Наташу было жалко немного.
Настеньку, мельком показав мне, понесли измерять и взвешивать. Да, забыла сказать, что закричала она сразу, даже не закричала, а вскрикнула. Так прекрасно звучит для матери этот первый крик...
Прямо напротив моего кресла было окно, а рядом столик, где измеряли деток. Медсестра положила её на столик и отошла что-то взять. А я лежу, перед мной за окном прекрасное июльское небо, деревья, ночь, а рядом на столике шевелит ручками-ножками и кряхтит существо, только что бывшее со мной одним целым, а теперь ведущее свою собственную загадочную жизнь. Вернулась медсестра, быстро обтёрла малышку, взвесила и измерила. "3600, 54 см" - сообщили мне. Класс!
Потом дочку завернули и унесли. Тем временем, я благополучно разрешилась от последа. Медики, все втроём, внимательно его рассмотрели и сказали, что всё в порядке, послед цел.
Потом посмотрели меня. Л.Н. сказала, что есть маленькая царапина во влагалище. Это Люда царапнула, когда выводила головку. Мне быстро наложили 1 шовчик, было совсем не больно.
Потом меня перевалили на каталку и вывезли в коридор, положив на живот пузырь со льдом.
Молоденькая медсестра принесла Настю и, ловко высвободив мою грудь из рубашки, приложила к ней ребёнка. Дочка присосалась было, но медсестра тут же её отняла, сказав: "Сосать умеем, хорошо". И опять унесла.
В коридоре я лежала недолго, пришли две весёлые девчонки-санитарки и потащили меня в палату. Там помогли мне перелечь на кровать. Моя койка была последняя, 8-я в палате. Остальные 7 были заняты родившими накануне. Рядом со мной лежала та самая "шумная соседка по палате", родившая девочку на 2600 г передо мной.
Она не спала, мне тоже не спалось. Состояние было какое-то радостно-возбуждённое, и мы проболтали с ней до утра, пока не принесли на кормление ребёнка девочке с 1-й кровати. Она родила 2 дня назад, и у неё уже пришло молоко. Мы страшно завидовали ей, хотелось тоже скорее увидеть своих деток. Но таковы раньше были традиции советских роддомов. Малыши лежали отдельно.
Утром, конечно же, прибежал счастливый муж. Новоиспечённый папа выглядел слегка припухшим (всю ночь с родителями пили за здоровье дочки и внучки), осыпал меня нежностями.
Преимущество летних родов - можно вылезать в окно хоть по пояс.
Утром я встала и чувствовала себя довольно сносно, только в ногах была какая-то противная дрожь. Да ещё удручало, что приходилось ковылять и постоянно придерживать обеими руками подкладную, а то при отсутствии нижнего белья можно было запросто совсем её потерять.
Трусы в роддоме не разрешались категорически, и когда я через 2 дня после родов этот запрет нарушила, врач увидел на мне трусы во время осмотра и ругался страшно. Но я всё равно не слушалась и носила трусы - пусть объяснят, почему нельзя.
Родила я в ночь с пятницы на субботу. В воскресенье мы с девчонками взмолились, чтобы нам поменяли рубашки. После родов ведь потеешь страшно (лишняя жидкость выходит), да ещё и жара стояла, на что нам ответили: "Автоклав по выходным не работает". Пришлось терпеть до понедельника.
И вообще, роддом буквально поразил своими условиями, точнее отсутствием оных. Туалеты запущенные, душ один на 2 этажа. Очередь на помывку занимали с утра. Но! Персонал просто прекрасный, очень душевный. Ни от кого я не услышала грубого слова, очень высокий профессионализм.
Кормили, кстати, тоже очень хорошо. Хотя я в буфет ходила всего раза 2. Родственники еду таскали исправно.
Дочку приносили кормить по часам. Я её кормила, а потом разглядывала, лежала с ней на койке, целовала её, гладила, но развернуть так ни разу и не осмелилась, потому что боялась, что не смогу обратно запеленать!
Так что голенькую я её увидела только дома, 24 июля, когда нас с ней наконец-то выписали. Вот, в общем-то, и вся история рождения моего любимого, славного, милого человечка, которому уже 7,5 лет.
Этот день я помню в подробностях, несмотря на то, что столько лет прошло, и буду помнить всегда, потому что это память сердца и память моей души.
