Прожили Татьяна Андреевна с Евгением Павловичем бок о бок и душа в душу шестьдесят лет. Говорят, браки заключаются на небесах, так вот это точно — про них! Все вокруг их только так и воспринимали: вместе. И с любовью звали Андревной и Палычем.
Андревна была женщиной видной, статной и очень доброй. Её большого сердца на всех хватало: и на просящих милостыню у храма, и на котёнка или щенка бездомного, и на ребятишек из городского детдома. Своих детей у них с Палычем не было, сердце её женское изболелось от не отданной материнской любви, вот и стала она в детский дом ходить да помогать ребятам чем могла. Дети души в ней не чаяли.
Палыч был мужчиной основательным и спокойным, с чувством юмора и добрыми глазами. Он эмоциональную Андревну уравновешивал, ворчал на неё иногда, чтоб себя берегла. Одним словом, любил.
Шестидесятилетие совместной жизни они торжественно не отмечали. Просто чайку попили вместе с соседкой Петровной: она с Андревной с молодых лет дружила и жила в квартире этажом выше. Вспомнили былое в застольной беседе да задумали устроить себе, так сказать, свадебное путешествие: съездить в Сочи дней на десять. Как раз сентябрь начинался, бархатный сезон. Андревна давно мечтала о море. И путёвку им предложили на льготных условиях.
Всё как нельзя лучше складывалось. А потом... в одночасье рухнуло. Однажды Палыч вернулся из магазина и нашёл Андревну лежащей на полу, вызвал скорую. Бригада приехала быстро, но всё равно спасти не смогли: сердечный приступ.
Похороны Палыч помнил как в тумане, никак в себя придти не мог и осознать свою потерю. Зажил отшельником в своей квартире, ни с кем не общался. Только Петровна к нему и заходила: прибрать, постирать, еду приготовить. Но в душу он и её не пускал, замкнулся в своём горе, худел и чах не по дням, а по часам.
И вот однажды Петровна нашла его на диване скрюченным от боли. Недолго думая, вызвала скорую, и Палыча увезли в больницу. Обследовали, но никакой выраженной патологии не обнаружили. Провели курс общеукрепляющей терапии и выписали. А дальше, врачи сказали, как Бог даст. Прежде всего сам человек хотеть жить должен.
Палыч не хотел, точнее, ему было всё равно — без Андревны. Петровна за ним ухаживала, во всём помогала, да только чувствовала она, что сердце у него будто окаменело: неживое оно, хотя и бьётся. Так и проходили дни Палыча: серо, однообразно и... безжизненно.
Несмотря на свой уже далеко не юный возраст, Петровна ещё работала по графику "два через два" в детской больнице: полы мыла. Не столько из-за денег, сколько для того, чтобы пользу приносить. Известно же, что от благого дела и на душе светлее. Уставала, конечно, и спина болела, и давление подпрыгивало, но всё это можно пережить, когда душа радуется.
Жила она уже лет пятнадцать одна, поэтому тяжело ей было сутками в четырёх стенах сидеть, без живого общения. В больнице Петровну любили: и пациенты маленькие, и родители их, и врачи. В простую работу она всю свою добрую душу вкладывала. Поговорит ласково с ребятишками, пока полы в палатах моет, и день кажется светлее, и жить радостнее.
Вот и сегодня так же было. Она уже почти закончила, оставалась только десятая палата. Там Ванечка лежит после автомобильной катастрофы, в тяжёлом состоянии. Возвращались они с папой из кино, да машина их столкнулась с микроавтобусом, папа погиб на месте, а Ванечка в рубашке родился: выжил. Трое суток в коме был.
Петровна за него всей душой молилась. Мама его из палаты не выходила, всё сидела, за руку его держала, плакала: у неё теперь только Ванечка и остался. И вот вчера мальчик пришёл в себя. Разговаривал уже потихоньку. Петровна, взволнованная, зашла в палату. Ванечка улыбнулся. Рядом сидела усталая мама и тоже улыбалась:
— Здравствуйте, Мария Петровна! Радость у нас! Ванечке уже гораздо лучше, доктор говорит, кризис позади. Я знаю, что вы тоже за него переживаете, спасибо вам!
— Здравствуйте, мои хорошие! Вот и слава Богу! Потихоньку день ото дня всё лучше и лучше будет.
— Бабушка Маша, я тут одно письмо маме продиктовал, очень-очень важное! Она всё время со мной в палате, так можно я тебя попрошу его по адресу передать? — старательно выговаривая каждое слово, произнёс слабым голоском Ванечка. — Его обязательно нужно отправить!
— Конечно, радость моя, давайте передам, где оно, Людочка? — Петровна вопросительно посмотрела на Ванину маму.
У Люды глаза наполнились слезами, она вытащила конверт из ящика тумбочки и протянула Петровне. Петровна надела очки и прочла надпись на конверте: "Волшебнику".
— Я верю в то, что он обязательно поможет! — тихонько прошептал Ванечка. — Я буду очень ждать ответ!
— Конечно, я... обязательно, обязательно... передам... — Петровна старалась спрятать навернувшиеся на глаза слёзы. — Ты выздоравливай, Ванечка! До свидания! Через два дня встретимся.
По пути домой Петровна только и думала о Ванечке и о его письме Волшебнику... Что же ей делать с ним? Ведь такое письмо никак нельзя оставить без ответа. Пришла, наскоро пообедала, взяла пирожки для Палыча и скромный подарочек ему ко дню рождения, уже собралась выходить... И тут вдруг ей пришла в голову одна идея! Она вернулась в комнату, взяла письмо Вани и спустилась этажом ниже.
Палыч сидел в кресле и безучастно смотрел в телевизор.
— Здравствуй, Палыч! С днём рождения тебя! Вот пирожки тебе и подарок...
— А, Петровна... Ну, здравствуй! Спасибо, я и забыл про него, про день рождения этот.
— Как ты? Обедал хоть?
— Да по-старому я... Не помню...
— Ну, хоть меня тогда чаем угости. Дело у меня к тебе есть. Важное.
Они прошли на кухню. Петровна привычно собрала на стол, налила в чашки ароматный чай.
— Тут такая история... Очень нужна твоя помощь.
Она протянула Палычу письмо Вани и рассказала обо всём, что с ним случилось.
— Да чем же я-то могу мальчику помочь?! — удивился Палыч.
— Стань, пожалуйста, Волшебником! Напиши ему!
— Это что, юмор у тебя такой... креативный?! Или побочный эффект от сказок, что ты перед сном читаешь?! Какой я тебе Волшебник? Не умею я... писем таких писать!
— Вот про "не умею" не надо! Мне Танюша письма твои показывала: те, которые ты ей в молодости писал. Она их до последних дней хранила, берегла очень. Помнишь то, в котором ты ей замуж предложил за тебя выйти? Так вот она с ним ко мне тогда прибегала, совета спрашивала. Я ей и сказала, что сердце у тебя доброе, и чтобы она даже не раздумывала — соглашалась.
Ты что, теперь, через шестьдесят два года, огорчить меня вздумал? Хочешь убедить в том, что я ошибалась? Так вот я в это верить отказываюсь, слышишь! У Танюши вся душа там, наверху, изболелась, на тебя глядя: киснешь тут один, всё тебе безразлично, бессердечный совсем стал. Святое дело — Ванечке помочь, мальчик ведь без отца остался, чудом выжил. Сколько ему испытаний ещё предстоит, Бог ведает. Эх, ты! — расплакалась Петровна. — Я бы написала ему, да не дано мне это, понимаешь?! Помолиться от души, слово доброе сказать — это да. А вот письма писать — не умею.
— Ну, не плачь ты Бога ради! Слезами не поможешь. Я правда не смогу. Как-то очерствело всё внутри, не мастак я теперь письма писать, как прежде. Тогда Любовь помогала, сами строчки складывались.
— Так разбуди ты сердце-то своё! Оно же никуда не делось! Подари ребёнку Надежду и Веру в свои силы! Ему это сейчас нужнее всего! Дальше он и сам справится.
Палыч молчал... Чай в его чашке остыл, пирожок остался нетронутым...
— Ладно. Спасибо за чай. Пойду я. Письмо тебе оставляю. На работу мне через два дня. Если напишешь ответ, брось его в мой почтовый ящик. Да, и подарок всё-таки распакуй. Эта вещь очень пригодится... Волшебнику. Бывай здоров, Палыч! — и Петровна ушла.
Палыч сидел, не отрывая взгляда от конверта: что-то мешало встать, уйти и забыть о письме и обо всей этой истории. Он вытащил тетрадный листок и стал читать.
"Дорогой Волшебник, я в тебя верю и знаю, что ты мне обязательно поможешь, ведь Волшебники всё могут. Мы с папой попали в аварию. Он теперь живёт с Ангелами на Небесах. Я три дня крепко спал и во сне тоже с ними встретился: такими светлыми, воздушными, с крыльями за спиной. Они были ко мне очень добры. Сказали, что у меня тоже есть крылья, как и у них, только они невидимые и пока ещё маленькие. Там, на небе, было так красиво! Но я очень скучал по маме. Она осталась совсем одна, и я знал, что ей без нас плохо. Я её очень люблю, и она меня тоже любит. Наверное, поэтому я и проснулся, открыл глаза и сразу увидел мамино лицо: она плакала. Волшебник, миленький, напиши, пожалуйста, что мне поможет быстрее выздороветь: какие волшебные заклинания или упражнения? Я буду всё-всё делать! Мне обязательно нужно встать на ноги и быть опорой для мамы. Ведь у неё, кроме меня, теперь больше никого нет на всём белом свете! Я не хочу, чтобы она плакала! У моей мамы очень красивая улыбка, и я хочу, чтобы она была счастливой! Очень жду твоего ответа. Ваня".
По морщинистым небритым щекам Палыча текли слёзы... Сердце сжалось. Значит, не каменное, живое! Он распаковал подарочную коробку, которую принесла Петровна: в ней оказалась очень красивая ручка, похожая на перо. "А, может, именно таким пером они и пишут, Волшебники?" — подумал Палыч.
Он достал из ящика стола набор цветной бумаги, который Андревна так и не успела отнести ребятам в детдом, выбрал из стопки серебристый лист, положил его перед собой и задумался. И вдруг... строчки словно сами собой стали ложиться на бумагу.
"Дорогой Ванечка! Большое спасибо тебе за то, что ты в меня веришь! Волшебникам очень нужно, чтобы в них по-настоящему верили, тогда они становятся сильнее и могут сделать гораздо больше добрых дел, которые очень нужны людям. Ангелы тебе сказали правду: у тебя тоже есть крылья, не забывай об этом и всегда верь в свои силы. Никогда не отчаивайся! Ты сильный, у тебя доброе сердце, это значит, что ты обязательно выздоровеешь! А маме чаще говори слова: „Я люблю тебя, мамочка!“. Они простые, но обладают волшебной силой. Ты поймёшь это сразу, как только произнесёшь их вслух: по маминой счастливой улыбке. Удачи тебе, мой мальчик! Я в тебя верю. Твой Волшебник".
Палыч положил листок в конверт, запечатал, заполнил поля "Кому" и "От кого" и отнёс его в почтовый ящик Петровны. На душе у него посветлело.
Письмо успешно добралось до адресата, волшебные слова сработали, Ваня постепенно и уверенно шёл на поправку, а в больнице появился специальный почтовый ящик с надписью "Волшебнику", куда ребята опускали свои письма.
День ото дня их становилось всё больше. Петровна регулярно приносила Палычу по целому пакету почты, он её старательно разбирал. Здесь были и просьбы, и просто рассказы о себе или о чём-то, что для ребят было важно. Письма были искренние и очень добрые.
У Палыча не было "трафарета": на каждое письмо он писал то, что подсказывало ему сердце. К своей "волшебной переписке" он относился очень серьёзно: перечитывал сказки, смотрел мультфильмы, выходил во двор и наблюдал за играющей детворой. Всё это наполняло его дни смыслом. Он стал чаще улыбаться и чувствовал себя гораздо лучше, появились силы, а главное — желание жить.
И вот в один из дней он получил от ребят коллективное письмо с просьбой о встрече и... растерялся. Он же никакой не Волшебник на самом деле, как же быть? Но ребята его очень ждали, а Палыч привык быть честным. Поэтому он надел свой парадный костюм и к назначенному времени пришёл в больницу.
Его сразу же плотным кольцом окружили ребятишки, повели в игровую комнату, где был накрыт стол для чаепития. На стенах ребята разместили свои рисунки: среди них было много "портретов" Палыча — Волшебника и плакатов с признаниями ему в любви. Ребята дарили ему свои игрушки, наперебой что-то рассказывали, задавали вопросы. Приходили и родители: папы благодарно и уважительно пожимали руку, а мамы обнимали, целовали и плакали. Петровна заглянула в приоткрытую дверь и увидела Палыча: в костюме, окружённого детворой, со счастливой улыбкой на лице. Она вытерла слёзы и прошептала:
— Не волнуйся, Танюша, живой твой Палыч, Теперь живой!
Палыч возвращался растроганный и радостный, с пакетом детских подарков и рисунков, а главное — с любовью в сердце. По дороге он зашёл в цветочный магазин и купил красивый букет хризантем. Дома снял пальто, бережно разобрал пакет с подарками, взял рисунок Вани с большим улыбающимся солнцем и поднялся этажом выше. Петровна открыла дверь и замерла от неожиданности.
— Петровна... Машенька, я хочу поделиться с тобой своей радостью, — сказал он, смущаясь, и протянул ей Ванин рисунок с солнышком. — Благодарю тебя за то, что ты помогла мне поверить в себя и вернуться к жизни. У меня к тебе большая просьба: ты ведь знаешь, что писем приходит всё больше и больше, а я пока ещё не Волшебник, я только учусь, поэтому мне очень нужна твоя помощь. Может быть, ты согласишься переехать ко мне, ведь вместе мы с тобой сможем сделать вдвое больше добрых дел? Выходи за меня замуж! — произнёс Палыч на одном дыхании и протянул ей букет хризантем.
— А, может быть, и впрямь хризантемы для нас ещё не отцвели, и всё хорошее только начинается? — улыбнулась, смахивая слезинку, Петровна и крепко обняла Палыча.
