Колыбельная.

"...атмосфера в Москве уже была предгрозовой, и вскоре разразился Большой террор. Муж Рахили был арестован 30 апреля 1937 года, когда Рахиль была на седьмом месяце беременности. В своей автобиографической книге Майя Плисецкая описывает в деталях сцену ареста. Ей тогда было 11 лет, и ей сказали, что отца срочно вызвали на Шпицберген.

Майя рассказывала мне, как она живо помнит руки отца, тонкие длинные пальцы и шрам, оставшийся от удара саблей: он воевал в Гражданскую войну на стороне красных. Она задумалась, а потом добавила, что каждый день мысленно видит, как пытают отца, ломают его руки... Я не поверил: "Неужели каждый день?" "Да, и часто по ночам", — ответила она. Я помню, что тогда мне пришла в голову мысль: может быть поэтому она стала не только великой балериной, но и трагической актрисой.

Найти повод для ареста и ликвидации любого выдающегося деятеля государства для Сталина и его подручных не составляло труда. Не права Майя Плисецкая, утверждающая в своих мемуарах, что в истории гибели отца, якобы, сыграл важную роль приезд в Москву его старшего брата Лестера Плезента из Америки в 1934 году.

Спустя полвека, точнее в 1992-93 годах, младший брат Рахили Александр получил доступ к протоколам допросов Михаила Плисецкого. В деле №13060, состоявшем из 12 томов, имя американского брата нигде не фигурировало. Из пожелтевших страниц было предельно ясно, какой повод придумали следователи, чтобы расправиться с мужем Рахили. Верный своему принципу помогать друзьям в трудные минуты, он взял на работу на Шпицберген Р.В.Пикеля, когда тот уже был в опале за близость к Зиновьеву. В 1936 году Пикель выступил с "признаниями" на знаменитом публичном судилище Зиновьева, Каменева и других. В частности, он признавал свое "участие в покушении на жизнь Сталина". После расстрела Пикеля НКВД стал арестовывать всех, кто был связан с ним.

Михаил Плисецкий долго отвергал чудовищные обвинения, но в середине июля неожиданно подписал признание. А произошло следующее: 13 июля 1937 года родился Азарий. 22 июля Рахиль вернулась с ним из роддома. 23 июля раздался телефонный звонок и голос в трубке произнёс: "Вопросов не задавать, отвечайте, кто родился?!" Испуганная Рахиль сказала: "Сын".

Тот звонок был, по всей вероятности, сделан из кабинета, где допрашивали Михаила Плисецкого. Чекисты, видимо, что-то пообещали за эту информацию. Но вскоре стали арестовывать и жён "врагов народа". Рахиль с грудным ребёнком забрали в начале весны 1938 года.

В тот день Рахиль купила цветы и собиралась пойти вместе с детьми в Большой театр на "Спящую красавицу", чтобы посмотреть Суламифь и Асафа в главных ролях. Когда за ней пришли чекисты, она велела Майе ехать с Аликом в Большой без нее, передать Мите и Асафу цветы и сказать им, что ее срочно вызвали к мужу на Шпицберген.

Перед спектаклем Суламифи и Асафу сообщили, что к ним на 16-й служебный подъезд пришли дети. Суламифь пишет в своих мемуарах: "Как я танцевала, не помню. Помню только, брат нашептывал при поддержке: держись, держись, ничего такого, может, не случилось...".

В антракте Мита позвонила Рахили. Ее страшные опасения подтвердились: Рахиль с ребенком увезли в тюрьму. Суламифь взяла к себе жить Майю, а Асаф — Алика, который был на год старше его сына Бориса (ныне прославленного художника).

В то время Рахиль сидела в огромной круглой камере, в башне Бутырской тюрьмы, вместе с десятками других матерей с орущими грудными детьми. Сокамерницы старались как могли морально поддержать друг друга. Об этом, в частности, свидетельствует колыбельная, которую они пели в Бутырке и слова которой Рахиль вспомнила и записала через много лет:

Утром рано, на рассвете
Корпусной придет.
На поверку встанут дети,
Солнышко взойдет.
Проберётся лучик тонкий
По стене сырой,
К заключённому ребенку,
К крошке дорогой.
Но светлее все ж не станет
Мрачное жилье,
Кто вернёт тебе румянец,
Солнышко мое?
За решеткой, за замками
Дни, словно года.
Плачут дети, даже мамы
Плачут иногда.
Но выращивают смену, закалив сердца.
Ты, дитя, не верь в измену
Твоего отца. "

[ссылка-1]