Кошчье дачное

НехочуработатьНехочуработатьНехочуработать...
ГОда три подряд, когда было сложно пробиться на полигон, ездили мы на дачу к бабушке. Никакого особенного удовольствия, окромя выполнения долга выгула ребенка летом на прыроде, я не имела, имела я массу гемора, но дело не в том, а в том, что ездили мы туда с котом.
С Мурсом.
Машины тогда у меня не было, владельцы дачи считали, что доставка моей персоны с детьми и котами - эт мои проблемы, и кантовала я всю свою живность и рюкзаки через пол-области на двух автобусах и еще 2 км ножками. С чадом лет примерно 7+, ррюкзаком в 20 кг и кошачьей корзиной сверху.
Не знаю, как меня, но уже во второй приезд корзину эту ждали с нетерпением. Голос Мурс начинал подавать, как только в его увязанное сверху деревенским платком в цветочек помещение проникал вольный ветер с полей, и все окрестные кошки, оповещенные о прибытии столичного кавалера, немедленно начинали лупить своих деревенских Васек по усатым мордам и стайками сбегаться к нашему огороду.
Сам Мурс до огорода корзинное заключение терпел с трудом. Вольный ветер и сопутстсвующие запахи приводили его в неистовство, корзина на моем загривке (присобаченная сверху рюкзака, прошу заметить) начинала ходить ходуном, я стучала по ней кулаком и произносила выражения, которые ребенок потом с успехом употреблял среди друзей, поражая их своим словарным запасом.
Миновав ворота, я сбрасывала корзину на травку, Мурс выдирал платок с мясом и выскакивал наружу во всей своей взъерошенной красе.
И видел вокруг целый луг некошеной травы.
В городе травку ему приносили (если не зыбывали) жалкими пучочками, он выпрашивал ее лапами и мявом, и пожирал лучше, чем мяясо. Здесь же этой халявы были поля, поля и поля...
Мурс ЖРАЛ.
Корзина была забыта, дамы отодвинуты на потом, Мурс - пасся. Он выкашивал траву сплошной полосой, вертя мурлом, и чавкал со звуком хорошей газонокосилки. После выстрижения кв. полуметра он начинал выбирать травинки посвежее, потом - скусывал у них только макушки, и, наконец, взор его прояснялся, и, икая так, что его слегка приподнимало, он высоко задирал хвост и шествовал к дому.
Где на крыльце, наблюдая за ним с презрением на изящной мордочке и готовностью дать-по-морде, сидела мать его Катерина Пуховна. Мурс радостно мрякал, приветствуя первый нумер в своей ежегодной коллекции донжуана, на что она, не спеша, выгибала спину и с наслажением шипела "я-не-такая!", после чего так же вроде бы не спеша запрыгивала повыше и сидела там, надувшись и утробно урча.
Нельзя сказать, что Мурса это особенно огорчало. Потому что к вечеру ближе высокая трава в палисаднике, как и картофельная ботва в огороде, обильно прорастала кошачьими ушами, и Мурс пропадал. Дня на три. Его примерное местонахождение можно было определить по настырному мряканью и последующим сладострастным воплям где-то в малиновых зарослях... и среди картошки... и среди помидоров... и на грядке с огурцами... и где-то за баней... и на чердаке...
Дня через три желудочные голодные спазмы все-таки начинали превалировать над удовольствиями другой части тела, и мурс вваливался в дом с явной готовностью сожрать холодильник неочищенным, и первые две-три минтаины он проглатывал, не жуя и не обращая внимания, разморожены они, или нет. Катерина наблюдала за ним с печных высот, презрительно подвывая.
В это время поток необслуженных дам в огороде начинал уменьшаться, но само котонаселение оставалось прежним. Оскорбленные внезапным пренебрежением своих дам, через забор начинали просачиваться их отставленные мужья, громко вопия о справедливости и вызывая пришлого наглеца на бой. И наглец, наскоро утирая с мурла остатки сметаны, спешил удовлетворить их по полной программе.
Он удовлетворял их по всему огороду, все в той же малине, смородине и на чердаке. Урон, который нанесли кошачьи бои без правил огуречным грядкам и плантациям клубники, мог быть сравним только с ограниченным ядерным конфликтом. Однажды было замечено, как орущий котоклубок прокатился по кабачкам, землянике и клумбе и остановился только уронив на себя конструкцию подпорок фасоли, после чего его участники, наскоро прокричав все известные им оскорбления, сплелись в объятия снова и улетели-таки в овраг.
Но самое противное было то, что свои отношения вся эта милая компания не считала нужным выяснять днем. Днем весь участок был усеян сладко дрыхнущими на солнышке хвостатыми персонажами, которые ни на какие кис-кисы не велись, и даже не шевелили ушами. Дамы фривольно раскидывались среди грядок, их супруги, поджав лапки, бдительно наблюдали за ними с забора - и благостную тишину летнего полдня нарушали только шмели и отдаленное гудение какихто агрегатов на ферме. Но вечером...и ночью...
И больше всего было мне непонятно - почему же, почему для своих концертов вся эта компания выбрала именно поленницу, и именно под окнами?