Исаак Бабель - из неизданного ) Беня Крик - Фроим Грач - Искусственный Интеллект.

Все вот боятся, что ИИ скоро заменит всё. Но вот пока у него не получается. Прочитал я где-то в интернетах текст про сущность и природу зависти, показался он мне идиотским и вот решил поговорить на тему зависти с DEEPSEEK. Предложил ему написать текст на тему зависти в виде диалога двух литературных героев. ИИ предложил либо вариант беседы Алексея и Ивана Карамазовых, либо Воланда и Берлиоза. Пришел в восторг от моего предложения написать текст на основе "Одесских рассказов" Бабеля. Написал сначала как диалог Бени Крика с отцом. Я предложил диалог Беня Крик - Фроим Грач. То, что он написал, было чудовищно. Множество косяков, слов не свойственных Бабелю, исторических ляпов. Потребовалось часа полтора, чтобы получилось то, что получилось. Мне понравилось. Но только до тех пор, пока не перечитал заново пару Одесских рассказов...

Но без помощи ИИ я бы и так не смог написать. Все же я учитель математики, а не Бабель. И я не еврей. ИИ, как сказал бы Микеланджело, дал мне хорошую глыбу мрамора, а мне уже пришлось отрубать резцом от нее все лишнее. Если бы я не перечитывал раньше раза три "Одесские рассказы" и не обладал достаточно широким кругозором и жизненным опытом, возможно, я бы и был в восторге от первого варианта, в котором были стресс, диета, эфес браунинга, "Запорожец" у Бени (при ломовых лошадях у Фроима Грача) и т.д. Был бы литературовед, знаток Бабеля - получилось бы еще лучше. Так что все же пока не будем бояться - пара лет у нас, вроде, еще есть. Пока еще все же ИИ - инструмент, а не мастер. И инструмент - не основной.

Итак - вот что у нас с ним получилось.

О ЗАВИСТИ

Двор Фроима на Молдаванке. Запах дешёвой рыбы, конского навоза, дегтя и моря. На заборе криво прибита вывеска: «Портной Файвиш. Ремонт срочный». У ворот – драная бричка Бени, пахнущая сеном и старым деревом. Где-то далеко – гудок парохода.

Беня влетает, задев ведро с мидиями. Ракушки – цокот по камням.

Беня: Фроим! Видал Лёвку Сердитого?! Гаванские! Шелк! Лавка – блестит! А теперь – автомобиль! Автомобиль, Фроим!! Клаксон у него как рев буксира перед штормом... Она блестит, как слеза невинности. У всей Одессы воздух вырвало криком от Дерибасовской до Пересыпи! Даже слепой Арон на углу пальцем тыкал: 'Вон он, собачье мясо, на железяке!" А моя контора – нора! Повозка? (Пинает колесо своей брички) Скрипучая развалюха! Зовут его Львом Израилевичем, а? Теперь "Лев Израилевич" – имя, от которого вздрагивают даже самые грубые биндюжники! А я? Я - Король! Король без уважения и без автомобиля! Жжёт! Он не вор, он фраер!! Заела меня его удача, как ржавый гвоздь в сердце! Да я выброшу его потроха на корм крысам в порту. Как ты этой кефали!

Фроим: (Не глядя, вспарывает кефали брюхо. Потроха – хлюп в миску) Беня... Кровь у тебя – порох. Башка? Башка гудит, как пустая бочка после погрома. Пустая, Бенцион. Зависть у тебя чёрная, как дёготь на колесе. Сожрёт. Она тебя съест, как мышь сыр. И сыра не останется, и мышь сдохнет. Блестит, как слеза невинности, говоришь? Ха! Это слеза его кошелька, Беня! Знаешь, чем пахнет его блеск? Смрадом.

Беня: (Бьёт кулаком по столу. Чешуя кефали впивается в сукно) Смрадом?! Да он выступает по Дерибасовской, как кантор Бродской синагоги на похоронах Тартаковского. Это власть, Фроим! Власть! Мужик без власти - как пустая бутылка из-под водки после похорон!! Плюну в рожу! Лавку спалю! Машину – в гавань!

Фроим: (Поднимает глаз. Зрачок – пуля) Видишь фасад, Король. Не видишь сортира вонючего за углом. (Вонзая нож в стол) Утроба у Лёвки гниёт, как селёдка на солнцепёке! Доктор ему вынес приговор: «Харчи бросай жирные – или деревянное пальто! А дрожь в жилах... она тебе кровью из горла хлынет!»

Беня: (Сжимая рукоять браунинга) Дрожь?..
Фроим: (Сдирая чешую с кефали) Дрожь! От каждого стука в дверь – жилы рвутся, как гнилые нитки! От каждой мысли: «А вдруг банда? А вдруг счета не оплачены?» Его рвало желчью прошлой ночью у «Феникса». Весь тротуар в жёлтой пене – будто черти блевали. Завидовать этому? Его кишкам, что клубком змей в животе? Его жёлтым плевкам на мостовой?» Ха! Машина для него стала гробом на колёсах. Помнишь Пескина? Красиво? Да. Глупо? Ему грудь прострелили, череп проломили. Повезли к Зильбербергу. Умер под ножом. А почему? Его авто возле Ришельевской закашляло. Весь квартал услышал! Всякий клаксон – доносчик. Доносчик, Беня. А жена Левкина? С флейтистом из «Аркадии». Плачет Лёвка в шелковый платок. Завидовать? Сигарам? Гниющей утробе? Рогам? Клаксону? Смех, Беня. Смех в селёдочном рассоле.

Беня: (Сдавливает рукоять. Пальцы белеют) Но... блестит, Фроим! Как волна в полдень у Ланжерона!

Фроим: Блестит? Ха! Блеск его машины это блеск пота его страха. Хочешь? Зависть слепа, Беня. Как крот в безлунной ночью. Увидел – подумал, сделал дело. И пошёл – тихо – пешком. Или... (Кладет нож, смотрит на шершавое дышло своей старой брички, стоящей в тени) ...на бричке. Без фонаря. Скрип колёс по пыли – музыка. Лошадиное дыхание – пароль. Запах дегтя и сена – невидимость. В темноте, как тень. Воровать свое. Без крика. Без глупостей. Без блеска. Без крайности. Край знать надо, Бенцион. Тихий скрип колёс по мостовой – это колыбельная для вора, Беня. Клаксон для вора – марш похоронный.

Беня: (Плюёт в миску с потрохами. Сипло, но уже тише) Старик... Легко тебе... Кровь горит! Все – жирнее! Блестят!