"ничем не ограниченное право в определении меры репрессии"

формулировка органов безопасности страны советов...
страшно представить, что это было в действительности:

"Одним из первых в Москве был закрыт Ивановский женский монастырь. Как и многие другие московские монастыри, он был превращен в тюрьму, затем в концлагерь.

Попробуем представить себе Москву после выхода постановления СНК от 15 сентября 1918 г. «О красном терроре», затем — декрета ВЦИК от 12 апреля 1919 г. «О Революционных трибуналах», где трибуналам предоставлялось «ничем не ограниченное право в определении меры репрессии», других подобных же документов. Мы увидим, что Москва покрылась сплошной сетью узилищ, застенков, местами массовых казней. Кажется, никто не пробовал еще воссоздать эту зловещую картину, ставшую будничной для послереволюционной Москвы. Конечно, не приходится претендовать на исчерпывающую информацию по этому вопросу: слишком скудными документальными сведениями мы обладаем, слишком глубоко они скрыты. Все же следует хоть по крупицам собирать эти свидетельства, чтобы можно было понять, что творилось тогда в Москве, и мысленно побыть рядом с мучениками в их последний час.

Нет нужды напоминать, как проводилось (или вовсе не проводилось) в те годы следствие. Все же для наглядности стоит процитировать напутственные слова виднейшего чекиста, одного из заместителей председателя ВЧК, М. Лациса, обращенные к работникам следствия и дознания.

«Не ищите на следствии материалов и документов того, что обвиняемый действовал делом или словом против Советов. Первый вопрос, который вы должны ему предложить, — к какому классу он принадлежит, какого он происхождения, воспитания или образования… Эти вопросы и должны определять судьбу обвиняемого».

Расстрелы в конце 1918, в 1919 и 1920 годах происходили по всей Москве — в подвалах тюрем, монастырей, превращенных в тюрьмы, в храмах (следы этих расправ обнаружились в последние годы при восстановительных и реставрационных работах), во дворах, парках, на всех почти городских кладбищах. По воспоминаниям коменданта Кремля П. Д. Малькова, расстрелы в 1917–1919 гг. происходили и в самом Кремле, в полуподвальных помещениях под Детской половиной Большого Кремлевского дворца, средь бела дня, под гул заведенных во дворе грузовиков3.

Традиционным местом расстрелов в Москве еще с 1905 г. были Хамовнические казармы. (Казармы были перенесены сюда из Сущевской части, где жители ближайших домов взбунтовались, не желая жить в таком мрачном соседстве). По воспоминаниям очевидцев, в послереволюционные годы на стене казармы была надпись «здесь идут расстрелы».

Первые массовые расстрелы, о которых тогда сообщалось во всех газетах, происходили на Ходынке и в глубине Петровского парка. На языке чекистов это почему-то называлось — «отправить в Иркутск». Присутствие чекистов на Ходынке подтверждается архивными документами Главного тюремного управления: в числе учреждений, подведомственных Московскому управлению принудительных работ, значится Ходынская «концентрационная больница».

Считались «расстрельными» московские монастыри: Спасо-Андрониковский, Ивановский и Новоспасский. Конечно, документов, подтверждающих расстрелы в этих монастырях, мы не имеем и никогда не будем иметь. Можно считать несомненно доказанными только расстрелы в Новоспасском монастыре. Этот монастырь был обращен в застенок в начале января 1918 г., причем первым узником его стал настоятель закрывшегося монастыря епископ Серафим (Голубятников); по всей видимости, он там и погиб в 1921 г.4 Упорные слухи о расстрелах на территории Новоспасского монастыря нашли подтверждение в начале 1990-х гг. При проведении коммуникаций были обнаружены на склоне холма (с западной стороны от монастырской стены) многочисленные захоронения расстрелянных.

С конца 1917–начала 1918 г. сеть арестных домов покрыла Москву. Наиболее значительными из них были Городской (Кривой пер.), Мясницкий (М. Трехсвятительский пер.), Сущевский (Селезневская ул.) и Сретенский (3-ий Знаменский пер); последний отличился в 1920–1921 гг. устройством каких-то особых «механизированных расстрелов»5.

В послереволюционной Москве были переполнены и старые тюрьмы, принадлежащие теперь ведомству госбезопасности — Бутырская и Лефортовская, тюрьмы Главного управления мест заключения: Сокольническая, называемая в народе «Матросская тишина» (эта тюрьма сразу после революции была закрыта, ее помещения отданы под рабочие общежития, но с 1926 г. из-за нехватки мест тюрьма снова функционировала), затем это женская Новинская тюрьма, находившаяся как раз на месте теперешней Мэрии, пересыльная (ныне Краснопресненская) и большая губернская Таганская тюрьма, где, как мы знаем, томилось в ожидании суда множество священнослужителей, свезенных сюда из монастырей и храмов Москвы и Московской губернии..."

[ссылка-1]