Лавры Церетели... :-(((

Дареному кентавру в зубы не смотрят
Сегодня некоммерческая организация "Архитектурно-художественный фонд" проводит заключительный тур смотра на лучший проект памятника "символическому Василию, именем которого назван Васильевский остров". Это очередной симптом небывалых оживления и кризиса городской скульптуры.
Со скульптурного фронта сводки поступают ежедневно. Идет конкурс на памятник Василию. У грузинских скульпторов Теймураза Мурвалидзе и Гии Джапаридзе готов дар Петербургу -- макет памятника Георгию Товстоногову для установки перед БДТ. Образное решение ошеломляет: "Пришла идея сделать его похожим на кентавра. Здесь и кентавр, и Пегас... наверное, вершина его творчества -- спектакль 'История лошади'". Ладно бы просто кентавр, но он еще и полый, чтобы светиться изнутри ночью и "нести огонь добра, чего так много было у главного режиссера БДТ". Каждая деталь как бы мотивирована, все вместе -- ужас нечеловеческий. Но анекдотический принцип "моя селедка -- куда хочу, туда и вешаю" давно уже стал в Петербурге основным оправданием тому или иному новому памятнику. Дареному кентавру в зубы не смотрят.
Раньше мельчайшее изменение городской среды становилось предметом тщательного рассмотрения, теперь кто угодно может где угодно поставить любого истукана. Хоть золоченого швейцара перед рестораном "Золотой Остап", хоть "писающего мальчика" на Фонтанке, хоть Неизвестного фотографа у ателье Карла Буллы. Так появляется жутковатый акробат перед Цирком, напоминающий о ДК 1970-х годов. Петербургские скульпторы европейского уровня -- Лев Сморгон или Дмитрий Каминкер -- среди дарителей не замечены, им необходимы уважение и интерес, или они просто полагают, что Петербург хорош и без рюшечек.
Кризис городской скульптуры -- глобальный. "Спальные кварталы" Европы заставлены металлическими формами, вызывающими пожизненную аллергию на абстракционизм. По Венгрии один из классиков продвинутого соцреализма наставил множество муляжей: от пассажиров на автобусной остановке до Ленина, присевшего на скамейку в парке и способного довести до кондрашки случайного прохожего. В России же городская скульптура, в условиях полной безыдейности и отсутствия героев, за исключением набора "Николай II, маршал Жуков, Неизвестный десантник", отдана на откуп градоначальникам. Похожие на шампуры монстры Зураба Церетели отражают дух шального "лужковского барокко". Петербургские власти видят улицу мещанским комодом, на котором можно расставить любые безделушки: кошечек-собачек-городовых. Идеальным проводником "яковлевского бидермейера" стал вездесущий Альберт Чаркин -- антитеза эксцентричному и претенциозному романтизму Михаила Шемякина, протеже Анатолия Собчака.
Теперь нам грозит еще и конвергенция между столицами. Проект музея современной скульптуры, задуманного в Михайловском саду, мутировал в идею парка 300-летия Петербурга в Приморском районе, которым вплотную займется Зураб Церетели. Не заботясь о развитии городской мифологии, власти ориентируются на наивную народную этимологию. На Заячьем острове -- памятник Зайцу, на Васильевском -- никогда не существовавшему Василию, который будет только сбивать с толку школьников. Если желание таким образом осваивать средства не пройдет, появятся памятники Бармалею на улице Бармалеева или Рассеянному на улице Бассейной. Идея памятника Иосифу Бродскому на Васильевском тоже основана на известных даже чиновникам строках, но в этом случае есть надежда, что собранное Альфа-банком вменяемое жюри не позволит изобразить поэта худощавым юношей, вглядывающимся в даль.
Достоинство новой городской скульптуры -- ее компактность и мобильность. Она не связана со средой, ее можно даже не демонтировать, а просто передвигать с места на место. В городе, где Петр I гоняется за прохожими, Александра III почти век таскают с места на место, и даже кони с Аничкова моста то прискачут, то ускачут, в этой идее нет ничего экстравагантного. А что касается БДТ, то в отсутствии кентавра там ожидают открытия мемориальной доски Евгению Лебедеву. Автор -- Альберт Чаркин.
ЛЕВ ЛУРЬЕ, МИХАИЛ ТРОФИМЕНКОВ