никто ничего никому не должен. по мотивам конфы

Дальше будет много текста. Я, к сожалению, ухожу сейчас, но вернусь после обеда и продолжу дискуссию.

Вопрос у меня возник следующий, навеянный "Идиотом" Достоевского и конфой одновременно. Помните там историю с Бурдовским, когда к Мышкину пришла делегация товарищей Бурдовского, почитающего себя сыном Павлищева? Павлищев некогда оплачивал жизнь и лечение князя в Швейцарии, и теперь "незаконный сын" требует не по суду но по совести возврата ему денег, которые некогда отец заплатил за содержание Мышкина.
Там есть замечательная подача материала:

"Да неужели же, князь, вы почитаете нас до такой уже степени, дураками, что мы и сами не понимаем, до какой степени наше дело не юридическое, и что если разбирать юридически, то мы и одного целкового с вас не имеем права потребовать по закону? Но мы именно понимаем, что если тут нет права юридического, то зато есть право человеческое, натуральное, право здравого смысла и голоса совести, и пусть это право наше не записано ни в каком гнилом человеческом кодексе, но благородный и честный человек, то есть всё равно что здравомыслящий человек, обязан оставаться благородным и честным человеком даже и в тех пунктах, которые не записаны в кодексах. Потому-то мы и вошли сюда, не боясь, что нас сбросят с крыльца (как вы угрожали сейчас) за то только, что мы не просим, а требуем, и за неприличие визита в такой поздний час (хотя мы пришли и не в поздний час, а вы же нас в лакейской прождать заставили), потому-то, говорю, и пришли, ничего не боясь, что предположили в вас именно человека с здравым смыслом, то есть с честью и совестью. Да, это правда, мы вошли не смиренно, не как прихлебатели и искатели ваши, а подняв голову, как свободные люди, и отнюдь не с просьбой, а с свободным и гордым требованием (слышите, не с просьбой, а требованием, зарубите себе это!). Мы с достоинством и прямо ставим пред вами вопрос: признаете ли вы себя в деле Бурдовского правым или неправым? Признаете ли вы себя облагодетельствованным и даже, может быть, спасенным от смерти Павлищевым? Если признаете (что очевидно), то намерены ли вы, или находите ли вы справедливым по совести, в свою очередь получив миллионы, вознаградить нуждающегося сына Павлищева, хотя бы он и носил имя Бурдовского? Да или нет? Если да, то есть, другими словами, если в вас есть то, что вы называете на языке вашем честью и совестью и что мы точнее обозначаем названием здравого смысла, то удовлетворите нас, и дело с концом. Удовлетворите без просьб и без благодарностей с нашей стороны, не ждите их от нас, потому что вы делаете не для нас, а для справедливости. Если же вы не захотите нас удовлетворить, то есть ответите: нет, то мы сейчас уходим, и дело прекращается; вам же в глаза говорим, при всех ваших свидетелях, что вы человек с умом грубым и с развитием низким; что называться впредь человеком с честью и совестью вы не смеете и не имеете права, что это право вы слишком дешево хотите купить. Я кончил. Я постановил вопрос. Гоните же теперь нас с крыльца, если смеете. Вы можете это сделать, вы в силе. Но вспомните, что мы все-таки требуем, а не просим. Требуем, а не просим!.."

А теперь вопрос о конфе. Неоднократно тут мелькала мысль о том, что ребенок не должен содержать родителей, помогать им и вообще хоть как-нибудь быть и чувствовать себя им обязанным. Я могу понять позицию родителей, провозглашающих такую мысль, всё же надеяться на себя и не ждать благодарности от детей легче с моральной точки зрения, чем ждать и не получить. Но сами эти люди, что они провозглашают по отношению к своим родителям? "Я вам ничего не должен?"

Там же, в той сцене появляется развязка в словах Лизаветы Прокофьевны: требуете и не будете благодарны, потому что князь должен испытывать чувство удовлетворения от собственного благородства, а не от благодарности, так же князь может не испытывать благодарности и к Павлищеву, а значит не иметь никакого долга перед его потомками.

И это противоречие одностороннего требования (тебе дали и теперь ты за то должен мне, а я тебе ничего не должен) не находит у меня понимания в современной жизни.

И кстати, как удивительно современен роман!