Давненько это случилось, когда ещё и жизнь была иной, и дочка моя — маленькой. Однако дети во все века дети, а потому — расскажу.
"Ти-инь, тинь-тинь!" — запела за окном ранняя птица, приветствуя солнце в позабыто голубом небе. За зиму так свыкаешься с чёрно-белым цветом жизни, что первый яркий день кажется чудом и не только провозвестником весны, но и знаком тому, что не всё ещё кончено.
Как ни хитри сама с собой, а годы идут, идут, и подсчёт их всё чаще печалит. Не потому ли каждый новый вздох весны вызывает такую обострённую тоску? В застывшей природе, в оцепеневших ветвях деревьев бродят жизненные соки будущего плодоношения, и взрослым опытом знаешь, как прекрасен будет тот нескорый час.
"Тинь-тинь", — восклицает чуткая птица, и в морозном воздухе колышутся первые весенние запахи...
— Весна?! — тревожно переспрашивает дочка, когда мы выходим из садика.
И вдруг заливается плачем, уткнувшись в каменную стену дома. Добиться от неё можно пока единственного:
— Не хочу весны, не хочу!
Вот так маленькая детская радость сталкивается с не объяснённым пока детским горем. В истинности последнего нет оснований сомневаться: просто так из этой девочки слезу не выдавишь. Что-то случилось в её душе, от чего она теперь страдает, и боязно сделать ей ненароком ещё больнее.
— А как же наши звери? — вопрошает наконец дочка и заплаканными глазами, в которых — надежда, смотрит на меня.
Вот оно что! Звери...
Недавно она сказала:
— А мы решили убежать в лес!
— Кто это мы?
— Я и четыре мальчика из нашей группы.
— А зачем вам лес? — деликатно поинтересовалась я, понимая, что сегодняшние малыши могут всё.
— Там волшебная палочка!
— А зачем палочка?
— И как ты не понимаешь?! Зверей расколдовывать!
Ясно. Во дворе детского сада множество снежных зверей: медведи и зайцы, слоны и крокодилы. Они сотворены в один из выходных дней родителями. Теперь их надо оживить.
— А как вы найдёте палочку?
— А мы одну деревню пройдём, потом вторую, потом третью, а потом ещё две поляны, а на третьей, где царство-королевство, там и палочка будет.
— Но вы же есть захотите!
— А мы возьмём с собой!
— Правильно, — отвечаю, а сама думаю, как подвести к тому, чтобы дочка сама отказалась от безумной затеи. — Но вы же можете заблудиться!
— А мы собаку возьмём. Она по следу найдёт дорогу назад.
И это продумано! А как насчёт мороза?
— Это ж волшебный лес, там тепло!
— Ну, хорошо. А когда вы всех зверей расколдуете, что будет с палочкой?
— Вернём волшебнице, она же ей нужна!
Благородно. И главное, крыть нечем. Так... Взять и сказать: глупости всё это! Волшебного леса и палки нет. И никто никогда не сможет оживить ваших зверей!
Но попробуй скажи — язык не повернётся! Придёт срок, сказки сами не выдержат конкуренции с жизнью. Но стоит ли пятилетних ребятишек превращать в старичков, какими стали мы сами, променяв наивность на мудрость?
— Послушай... Предложи ребятам перенести поход на лето. Во-первых, тогда и взрослые смогут взять отпуск и пойти с вами, а во-вторых, надо будет меньше еды и одежды.
— Да? — настораживается дочка, выискивая подвох. — А как же палочка?
— Так в траве-то её легче найти!
Я уже и сама верю в то, что говорю.
Условия были приняты. Я ликовала — победа! Путешественники стали ждать лета, родители — того, что всё забудется.
И вдруг — этот рёв.
— Не хочу весны-ы! Как же наши звери-и?
— Ну что ещё?! — я начинала сердиться.
— Они же раста-а-ю-ут!
И правда! Как это я не подумала?
А дочка жмётся ко мне в горе и ждёт, что я опять найду выход из этого дурацкого положения.
Ничего, сейчас придём домой, она уснёт после слёз, а утро вечера мудренее, и я что-нибудь придумаю...
Но разве это последняя ловушка из чистой веры во всемогущество добра и взрослых? Когда-то и мы были такими. За сколькими зимами и вёснами осталась та волшебная палочка, которую отказались мы искать, поддавшись зрелым родительским советам? И найдёт ли её кто-то когда-то?
А утро и впрямь выдалось мудрое. Высохли слёзы на детском лице. Вместе с радио дочка серьёзно напевает:
— Мои года-а — моё богатство-о-о!
Ах, какое же это богатство — ясное доверчивое детство! Никогда не менять бы его драгоценности на прозаические пустяки.